Капитан первого ранга - Страница 62

— Относительно работы, сэр? Что я был бы рад иметь ее, что готов выполнять любую работу, если бы нашел ее. Человек я очень трудолюбивый, сэр. Могу ли я попросить у вас еще один ломтик? Я бы добавил, что именно из-за работы со мной и приключились все мои несчастья.

— Неужели?

— Вы разрешите мне рассказать о себе?

— Это было бы весьма кстати.

— Я проживал на Холиуэл-стрит, сэр. Я был литератором. Таких, как я, было много — без ремесла и особых знаний, но имевших какое-то образование и достаточно денег, чтобы покупать перья и бумагу: они начали сочинять и селиться в одном квартале города. Удивительное дело, сколь многие из нас были незаконнорожденными. Говорят, что мой отец был судьей. Это вполне вероятно: кто-то же содержал меня в школе возле Слофа, где я какое-то время учился. Некоторые из нас были не без способностей. По-моему, у меня был талант к стихотворчеству. Но это было лишь подножие Геликона, сэр; подобного рода авторы сочиняют такие работы, как «Универсальное руководство для ловли крыс живьем» или «Несчастное рождение, трудная жизнь и жалкий конец предателя апостола Иуды Искариота», и, разумеется, такие брошюры, как «Мысли о современном кризисе, высказанные неким благородным человеком» или же «Новый способ погашения государственного долга». Что касается меня, то я взялся за переводы для книгопродавцев.

— С какого же языка?

— Со всех языков, сэр. Если это был восточный язык или же латинский или греческий, то наверняка до меня с него переводил какой-нибудь француз; если речь шла об итальянском или испанском, то я, в конце концов, мог в них разобраться. То же можно было сказать и о верхнеголландском. Я стал, можно сказать, специалистом в верхнеголландском к тому времени, когда закончил «Элегантные развлечения» Флейшхакера и «Ближайший путь к небесам» Штрумпфа. В целом, сэр, жилось мне довольно сносно, я редко оставался голодным, поскольку был чистоплотен, трезв, пунктуален и, как я уже сказал, трудолюбив: всегда выдерживал сроки, наборщики могли разобрать мой почерк, и я правил корректуру, как только она поступала. Затем один книгопродавец, которого звали… чу, никаких имен — некий мистер Г. послал за мной и предложил мне перевести «Южные моря» Бурсико.

Я с радостью согласился, поскольку с заказами было трудно и мне пришлось жить целый месяц на гонорар за перевод «Беспристрастно рассмотренного дела друидов» — небольшой статьи, помещенной в «Дамском Хранилище». Денег за друидов хватало лишь на хлеб и молоко. Мы договорились, что мне заплатят полгинеи за печатный лист; я не посмел требовать больше, хотя книга была напечатана очень мелким шрифтом, а все сноски — перлом.

— И сколько же у вас выходило в неделю?

— Скажу вам, сэр, что, выравнивая трудные места и работая по двенадцать часов в день, я мог заработать до двадцати пяти шиллингов! Я был чертовски рад, поскольку, наряду с аббатом Прево, Бурсико — автор самого капитального собрания сочинений о путешествиях на французском языке, какое я только знаю, и это самая большая работа из тех, что мне довелось выполнять. Я думал, что смогу еще долго так зарабатывать себе на жизнь. У меня был хороший кредит, поэтому ради лучшего освещения я переехал ниже этажом в комнату, обращенную окном на улицу; приобрел кое-какую мебель и несколько книг, которые мне должны были понадобиться, в том числе ряд очень дорогих словарей.

— Вам понадобился словарь для перевода с французского, сэр?

— Нет, сэр, такой у меня уже был. Я приобрел «Толкователь морских терминов» Бланкли, а также Дю Амеля, Обэна и Саверьена, чтобы понимать трудные слова, связанные с кораблекрушениями и маневрированием, и знать, что предпринимали путешественники. Я нашел в них очень большое подспорье, без них трудно понимать текст, сэр. Я всегда предпочитаю работать добросовестно. Я трудился в своей красивой комнате дни и ночи напролет, отказавшись от двух или трех предложений других книготорговцев, два раза в неделю питался в недорогом ресторане. Это продолжалось до тех пор, пока мистер Г. не прислал ко мне своего секретаря, который передал мне, что он отклонил мой проект перевода Бурсико, поскольку его компаньоны сочли, что стоимость печатных форм будет слишком высока и при настоящем положении дел потребности в моем материале нет.

— А у вас был договор?

— Нет, сэр. У нас, как это называют книготорговцы, было джентльменское соглашение.

— Выходит, надежды нет?

— Совершенно никакой, сэр. Конечно, я попытался отстоять свои права, но лишь собрал горящие уголья на свою же голову. Он рассердился на то, что я с ним якобы недостаточно учтив, и принялся распространять в своем кругу россказни о моей наглости, а это самое последнее, чего может ожидать от поденщика книготорговец. Он даже поместил разносную статью в «Литературном обозрении» по поводу моего перевода одной невинной статьи. Работы я больше получить не смог. Мое имущество было арестовано, мои кредиторы хотели арестовать и меня, но я сумел ускользнуть.

— Так вы знакомы с судебными исполнителями, арестом за долги, соответствующими статьями законов?

— Нет ничего, что я знал бы лучше. Я родился в долговой тюрьме и провел несколько лет во Флите и Маршалси. Я писал свои «Начала сельского хозяйства» и свой «План воспитания молодых джентльменов и нетитулованного дворянства» в тюрьме Кингс-бенч.

— Будьте так добры, составьте мне краткую справку современного состояния законов по части отношений должников и кредиторов.

— Джек, — произнес Мэтьюрин, — вашу вахту вызывают.

— Что, что? — спросил Джек.