Капитан первого ранга - Страница 76

Но, после того как доктор утолил голод, его любознательность взяла верх, и, отложив в сторону нож и вилку, он спросил у штурмана:

— Будьте любезны, сэр, скажите мне, что это за цилиндрический предмет, укрепленный перед моей кладовой? Как он называется?

— Признаюсь, доктор, — отвечал мистер Гудридж, — я и сам не знаю, что это за дрянь. Однако на верфи ее называли камерой сгорания. Я предполагаю, что там было укреплено какое-то секретное оружие. Прежде оно выходило на палубу, там, где теперь полубак.

— А что это за секретное оружие? — спросил Макдональд.

— По-моему, что-то вроде ракеты.

— Совершенно верно, — сказал старший офицер. — Нечто вроде огромной ракеты без направляющего рельса. Ее направляющей должен был стать сам корабль, а эти наклонные желоба для ядер предназначались для придания ей угла возвышения путем наклона головной или хвостовой части; устройство предназначалось для уничтожения корабля первого класса с расстояния мили. Но оно должно было находиться в средней части корабля, чтобы противостоять качке; для того-то и используется система поперечных килей и рулей.

— У ракеты диаметром с камеру сгорания должна быть чудовищная сила отдачи, — предположил Макдональд.

— Именно чудовищная, — согласился Паркер. — Корма с острыми обводами была сконструирована с целью предотвратить разрушение днища вследствие отдачи. В этом случае отдача передавалась бы на весь корпус, между тем как квадратная корма, оказывавшая сопротивление воде, была бы разрушена. Но все равно пришлось укрепить стерн-пост брусьями, чтобы они приняли на себя первый удар.

На испытательных стрельбах, которые стоили жизни изобретателю, присутствовал некий экзальтированный господин. Он рассказывал мистеру Паркеру, что корабль всем корпусом устремился назад, зарываясь острой кормой в воду. Экзальтированный господин был с самого начала против эксперимента; мистер Конгрив, который отправился вместе с учеными, заявил, что из этой дурной затеи ничего не получится. Так оно и оказалось: от таких нововведений никогда не бывает толку. Мистер Паркер вообще был против всяческих нарушений традиций, а на флоте — в первую очередь. Ему, к примеру, совсем не по душе эти кремневые замки для орудий. Хотя они блестят и на предмет инспекции имеют нарядный вид.

— Как же получилось, что этот бедный джентльмен погиб? — спросил штурман.

— Похоже на то, что он сам захотел зажечь фитиль, а подпалив его, захотел проверить, все ли в порядке: сунул голову в камеру, и в тот же миг произошел взрыв.

— Жаль его, — отозвался Гудридж. — Но иначе судно пошло бы ко дну. Оно очень валкое, более немореходного корабля я еще не встречал, а я их повидал на своем веку немало. После выстрела «Поликрест» дрейфовал бы как обыкновенный плот на расстояние, значительно превышающее количество миль между островом Святой Елены и Биллом, несмотря на острые обводы, скользящие кили и на то, что он цепляется за воду, словно капкан. Этот вечный двигатель не может совершить поворот даже в стоячей, как мельничный пруд, воде. Угодить ему невозможно. Он напоминает мне миссис Гудридж — что бы ты ни сделал, все не так. Если бы капитан не сумел совершить поворот через фордевинд с малой циркуляцией в считанные минуты, то не знаю, где бы мы могли сейчас очутиться. Поразительно умело выполненный маневр, должен сказать. Хотя сам я не рискнул бы его осуществить, тем более с таким экипажем, собранным с бору по сосенке. И действительно, оно пятится дальше, чем я мог себе это представить. Как вы говорите, сэр, корабль был спроектирован таким образом, чтобы противостоять отдаче, и я решил, что отдача будет продолжаться до самого побережья Франции. По-моему, это не судно, а недоразумение. Хвала Всевышнему, что нашим кораблем командует природный моряк. Но что бы сделал он или даже сам Архангел Гавриил, если бы начался крепкий шторм, правда, не знаю. Канал вовсе не настолько велик; что же касается пространства, нужного этому кораблю для маневрирования, то для этого понадобится великий Южный океан в самом широком его месте.

Штурман произнес эти слова при усилившейся качке, от которой стоявшая на столе хлебница упала на пол, и какой-то мичман, влетев в капитанскую каюту, сообщил, что ветер заходит к осту. Это был похожий на мышонка мальчуган, облаченный в парадный мундир. С кортиком он, похоже, не расставался даже во сне.

— Благодарю вас, мистер… — отвечал Джек. — Но я не знаю вашего имени.

— С вашего позволения, Парслоу, сэр.

Ну разумеется. Протеже члена Совета Адмиралтейства, сын вдовы морского офицера.

— Что у вас с лицом, мистер Парслоу? — спросил Джек Обри при виде зияющей раны, присыпанной корпией, рассекавшей гладкое пухлое лицо от уха до подбородка.

— Я брился, сэр, — с заметной гордостью ответил мистер Парслоу. — Брился, и в этот момент нахлынула огромная волна.

— Покажитесь доктору, передайте ему привет от меня и скажите, что я буду рад пригласить его на чай. Кстати, а почему вы в парадной форме?

— Мне сказали, что я должен показать пример нижним чинам, сэр, поскольку это мой первый день на море.

— Превосходный совет. Но я бы на вашем месте надел дождевик. Скажите, а вас еще не посылали на поиски ключа от кильсона?

— Посылали, сэр, и я искал его повсюду. Бонден сказал, что, похоже, он у дочери канонира, но, когда я спросил об этом у мистера Рольфа, он сказал, что не женат.

— Так, так. А у вас имеется дождевое платье?

— Видите ли, сэр, у меня в сундучке, я хотел сказать — в рундуке, много всякой всячины, которую, по словам продавца, маме нужно было купить для меня. И у меня имеется отцовская зюйдвестка.