Капитан первого ранга - Страница 96

— Разумеется, доктор, — отвечал старший офицер, у которого после порки матросов всегда было хорошее настроение. — Вы получите синюю гичку. Но обед вы не пропустите?

— Я захвачу с собой хлеб и кусок мяса.

Держа в одной руке ломоть хлеба, а в другой холодную говядину, Стивен бродил среди этого странного, пустынного ландшафта, образованного плотным влажным песком, по которому струились ручейки, впадавшие в море. Он находился так близко к воде, что не видел ни Диль, ни побережье; его окружала свинцовая гладь, и даже гичка, стоящая в устье ручья, казалось, находится где-то далеко. Впереди него волнистыми складками простирались пески; здесь и там виднелись наполовину засыпанные корпуса затонувших судов — одни почти целые, другие превратившиеся в остовы, — расположенные в каком-то непонятном ему порядке, который, полагал он, можно было понять, если бы в его сознании произошел какой-то сдвиг, простой, как расположение букв алфавита, начиная с X; надо только знать ключ. Иной воздух, иное освещение, ощущение ошеломляющего постоянства и, следовательно, иного времени; это очень походило на эйфорию после принятия опиевой настойки. На песке морщинки от волн, следы кольчатых червей, олуш, моллюсков; вдали быстрый полет чернозобиков, летящих плотной массой, которые разом круто поворачивают, изменяя при этом окраску.

По мере того как уровень воды поднимался, его владения увеличивались, появились как бы новые песчаные холмы, залитые холодным ровным светом, простиравшиеся далеко-далеко на север. Песчаные островки соединялись друг с другом, сверкающие лужи воды исчезали, и лишь на дальней кромке его мира появился едва слышный гул — плеск мелких волн, далекий крик чаек.

Мир этот незаметно — песчинка за песчинкой — уменьшался; повсюду была тайная борьба, заметная лишь из-за увеличения размеров каналов между песчаными островками, по которым вода без помех поступала с моря.

Все это время гребцы гички ловили лиманд и успели наполнить своими трофеями две средних размеров корзины.

— Вон там доктор, — сказал Нихемия Ли. — Руками размахивает. Он что, сам с собой разговаривает или же нас зовет?

— С собой разговаривает, — заявил Джон Лейки, ветеран «Софи». — Это с ним часто бывает. Очень он ученый господин.

— Будет дурить, так рехнется, — заметил Артур Симмонс, пожилой, грубоватый полубаковый матрос. — Он мне кажется чокнутым. Ничем не лучше иностранца.

— Придержал бы ты свой язык, Симмонс, — оборвал его Плейс. — А не то я тебе заткну глотку.

— Да кто ты такой? — спросил Симмонс, угрожающе придвигая физиономию к лицу товарища.

— Напрасно ты не уважаешь ученого человека, — сказал Плейс. — Один раз я видел, что он сразу четыре книжки читает. Да, да, вот этими самыми глазами. — Он показал на них. — А еще я видел, как он вскрыл череп одному морячку, прочистил ему мозги и положил их на место. Потом приклепал ему серебряную пластинку и зашил скальп, свешивавшийся на ухо. Зашил иглой шорника и шилом, да так аккуратно, словно парусный мастер с королевской яхты.

— И когда вы похоронили бедолагу? — с издевкой поинтересовался Симмонс.

— Да он в эту самую минуту прогуливается по палубе семидесятичетырехпушечника, обормот ты жирный! — воскликнул Плейс. — Это мистер Дей, старший канонир «Элефанта». Стал лучше чем новенький, да еще и повышение получил. Засунь свои шуточки себе в задницу, Симмонс. Думаешь, он неученый? Да я видел, как он приделал одному матросу руку, которая висела на одном сухожилии, да еще по-гречески говорил.

— А мне прибор мой пришил, — произнес Лейки, смущенно глядя на планширь.

— Помню, как он задал жару старику Паркеру, когда тот засунул свайку в зубы бедному малому из вахты левого борта, — вмешался Абрахам Бейтс. — Какие умные слова он говорил. Я и половину не понял.

— Хоть он и ученый, — возразил Симмонс, разозленный их преданностью столь раздражавшему его доктору, — а башмаки свои потерял.

Это была правда. По своим следам Стивен вернулся к торчавшему из песка обломку мачты, где оставил башмаки и чулки, и, к своей досаде, обнаружил, что следы эти теряются в море. Башмаков нет и в помине: кругом вода, лишь один носок плавает в пятне пены ярдах в ста в стороне. Некоторое время он размышлял о природе такого явления, как приливы и отливы, и понял, что произошло. Он принялся аккуратно снимать парик, сюртук, шейный платок и жилет.

— Господи помилуй! — вскричал Плейс. — Да он одежду с себя снимает. Не надо было оставлять его одного на этих гребучих песках. Мистер Бабингтон сказал: «Не давайте ему бродить одному по этим пескам, Плейс, не то я шкуру с тебя спущу». Эгей! Эй, доктор, сэр! Давайте, ребята, навалимся. Эгей, там!

Стивен стащил сорочку, исподнее, шерстяной шарф и шагнул в море, стиснув зубы и уставившись туда, где под прозрачной поверхностью моря находился обломок мачты. Башмаки были крепкие, со свинцовыми подошвами, и он ими дорожил. До его сознания доходили громкие отчаянные крики, но он не обращал на них внимания. Дойдя до нужной глубины, одной рукой он зажал нос и нырнул…

Отпорным крюком зацепились за лодыжку доктора, весло стукнуло его по шее, частично оглушив, из-за чего он уткнулся носом в песок. Как только нога его показалась на поверхности, Стивена схватили и втащили в гичку. Он цепко держал в руках свои башмаки. Матросы разозлились. Разве он не знает, что может простудиться? Почему он не отвечал на их зов? Это не оправдание, будто он их не слышал. Что, у него уши ватой заткнуты? Почему он их не подождал? А для чего же тогда шлюпка? Разве нынче время купаться? Уж не думает ли он, что сейчас разгар лета? Или праздник урожая? Посмотрел бы он на себя, какой он холодный и синий, дрожит, как гребаный студень. Неужели новичок-юнга сотворил бы такую глупость? Нет, сэр, не сотворил бы. А что скажет штурман, что скажут мистер Пуллингс и мистер Бабингтон, когда узнают про его проделки? Ей-богу, они никогда еще не видели таких глупых поступков. Да и не доведи Господь увидеть. Где он ум-то свой растерял? На шлюпе, что ли?